Последний разбойник - Кэтрин О`Нил

– Послушай, мама. Что бы там ни было между нами, давай положим всему конец. Довольно. Хватит нам с тобой воевать, обижать друг друга. Мне нужна твоя помощь. Я должна увидеться с ним. Прошу тебя.

– Нет! – вспыхнула Саша. – Я не позволю тебе встречаться с этим мерзавцем. Да еще в тюрьме! Чтобы слухи потом поплыли по всему Лондону?

– Какое мне дело до слухов? – воскликнула Кристина. – Я должна увидеть его. Мама, прошу тебя, помоги! Я умоляю тебя…

– Помочь? А ты помогла мне, когда я тебя об этом просила?

Кристина недоуменно посмотрела на мать. Силы быстро покидали ее. Рука, на которую опиралась Кристина, начала заметно дрожать.

– Ты просила меня помочь? Когда?

– Когда хотела, чтобы ты вернулась в театр, чтобы занялась нашими костюмами. Насколько я помню, ты в ответ буквально плюнула мне в лицо.

Кристине показалось, что она ослышалась.

– Мама! Речь сейчас идет о моей жизни! А ты – о каких-то костюмах.

Саша встала, выпрямилась во весь свой рост и сказала, отчеканивая каждое слово:

– Театр – это моя жизнь.

Кристина побледнела, опустилась на ковер, протянула руку к матери:

– Мама, прошу тебя. Прошу тебя, как никогда ни о чем не просила и не попрошу впредь. Я сделаю все, что ты попросишь. Только помоги мне сейчас.

– Я уже помогла тебе, Кристина. Я не позволила замарать твое имя.

Кристина зло взглянула на мать.

– Это свое имя ты оберегала, а не мое.

– Да. Мы носим одну фамилию, и я считаю себя обязанной оберегать ее от публичных скандалов. Даже если для этого мне придется держать тебя под замком всю жизнь!

С этими словами она покинула комнату, хлопнув дверью и закрыв ее на ключ.

Когда старая Патриция принесла еду, Кристина попросила ее прислать к ней Оскара. Служанка ответила, что Оскар уже приезжал, но маркиза отослала его прочь, сказав, что Кристина очень слаба.

– Пожалуйста, передай моей матери, что я чувствую себя гораздо лучше и хотела бы видеть Оскара сегодня же.

Патриция присела в реверансе и отправилась выполнять поручение. Когда в очередной раз щелкнул замок и открылась дверь, на пороге стояла Саша.

– Не думаешь ли ты, что я настолько глупа, что позволю тебе вместе с твоим любезным Оскаром плести интриги у меня за спиной, да еще в моем собственном доме?

Не дожидаясь ответа, мать покинула комнату.

Ничего не оставалось, как опять ждать старую служанку и снова просить ее о помощи.

– Ты – моя последняя надежда, Патриция. Прошу тебя во имя старой дружбы.

– Если это будет в моих силах, ваша светлость.

– Я напишу записку мистеру Оскару. При первой же возможности передай ее и принеси мне ответ.

– О, мэм! Я не могу. Если госпожа узнает, она мне голову оторвет.

– В случае чего сошлешься на меня. Скажешь, что выполняла мое распоряжение.

– Ох, боюсь я. Ведь ее светлость все замечает, ничего от нее не утаишь. Она выгонит меня, а у меня муж больной и семеро детей. Войдите в мое положение, – испуганно оправдывалась Патриция.

Кристина откинулась на подушки, с тоской посмотрела вслед уходящей Патриции, услышала привычный щелчок дверного замка. Господи, какая безнадежность! Но должен же, обязательно должен быть выход! Она найдет способ выйти отсюда и увидеться с Капитаном. Если есть хоть один шанс помочь ему бежать, она не имеет права его упустить. Не имеет права лежать на постели и ждать, пока его повесят.

Выход должен быть!

Она вспомнила Ричарда. Теперь они оба – узники. Он – в Ньюгейтской тюрьме, она – в доме матери. Что он сейчас чувствует? О чем он думает в эту минуту? Здоров ли?

Кристина вспомнила израненного Тоби, освобожденного из той же Ньюгейтской тюрьмы. Тряхнула головой, отгоняя страшное видение. Страх парализует волю. Если она подчинится страху, у нее не хватит сил на то, чтобы действовать. А действовать надо немедленно.

46

Уже сгущались сумерки, когда в комнату поспешно вошла Саша, шурша своим платьем. Следом за ней показалась и Патриция с тазом, кувшином теплой воды и чистым полотенцем.

– Что случилось? – спросила Кристина и с подозрением покосилась на мать, которая бросилась к шкафу и принялась перебирать в нем платья дочери. Кристина догадалась, что часть ее гардероба перевезли сюда из Уинтербрук-Холла.

– Принц Уэльский хочет видеть тебя. Он будет здесь не позже чем через полчаса. Нужно поскорее привести тебя в порядок. Не можем же мы заставлять его ждать!

– А я думала, что ты отказываешь посетителям, – саркастически заметила Кристина. Ей сейчас не хотелось видеть никого, а уж Берти – особенно.

– Только имей в виду – он ничего не знает. Считает, что тебя просто похитили из театра в ту ночь. Придерживайся этой версии. И не вздумай выходить за ее рамки. Не хватало мне еще пострадать из-за твоего дурацкого характера!

Кристину умыли, надушили, одели в розовое шелковое платье.

– Розовое оживит твое лицо, – сказала Саша.

Кристина не ответила.

Грузная фигура Берти появилась в дверном проеме ровно через полчаса. Принц был тщательно одет. Его медные волосы были вымыты и зачесаны назад, усы нафабрены.

– Вы выглядите просто прекрасно для больной.

– Благодарю вас, ваше высочество.

– Я… – он оглянулся и принялся ходить по комнате, засунув руки в проймы жилета.

– Вы волнуетесь, ваше высочество?

– Волнуюсь? Да нет, нисколько. Просто хотел сказать вам…

– Да?

– Вы так пострадали от рук этого… пирата. Я знаю, что виноват в этом.

– Виноваты, ваше высочество? – Кристина не могла понять, о чем речь.

– Ведь удар-то его был направлен прежде всего на меня. И если бы он не знал о нашей с вами близости, он поостерегся бы поступать с вами таким образом! Уж во всяком случае, не нажал бы в ту ночь на свой проклятый курок!

И тут Кристина все поняла. Они думают, что это Капитан подстрелил ее. И несомненно, что эта идея принадлежит матери. Боже! Значит, Ричарда и в этом обвиняют?!

– Когда я думаю о том, что сотворил с вами этот мерзавец, – продолжал Берти, – мне начинает казаться, что повешение – слишком легкая кара за его злодеяния.

И в эту секунду Кристина приняла решение. Она прикрыла веки, чтобы он ничего не мог прочитать в ее глазах.

– Берти, – мягко сказала она, меняя официальный тон разговора на дружеский, даже задушевный. – Я хочу увидеть этого бандита еще раз. Хочу сказать ему все, что я о нем думаю.

Некоторое время в комнате царило молчание. Затем Берти поднял на Кристину свои тигриные глаза.

– Я верю, – сердито сказал он, – что ты не делала того, что тебе приписывают. Надеюсь, это только слухи – что ты и есть та ужасная женщина-ирландка. Знаю – ты не могла этого сделать. Знаю также и то, что рано или поздно ты вернешься ко мне.